Публикации

ПУБЛИКАЦИИ О ТВОРЧЕСТВЕ (ЖИВОПИСЬ)

- Каталог Международной выставки "Человек и жилище" 1982г. Архитектурный фонд СССР В/О Экспоцентр ТПП СССР

- Каталог "Выставка художественных работ Московских архитекторов" 1982г. Союз архитекторов СССР

- Каталог выставки Московской ассоциации Архитекторов-художников "Арьергард" 1991г.

- Каталог ART EXIBITION "Space and SPIRIT" 9 TH Europea congress on neurosurcery Moskow USSR 1991

- Каталог 2-ой Международной выставки "АРТ МИФ" 1991г.

- Каталог выставки "20 лет спустя" II.1995г. на Гоголевском бульваре

- Каталог выставки "Золотая кисть" 1997г. ЦДХ Москва

- Международный журнал о лидерах и для лидеров "VIP" Статья: О.Яблонской. Евгений Окиншевич "Мелодия без фальши" XI.1999г.

- Международный журнал "ПАБ" Статья: персона / Евгений Окиншевич "Весна в городе" IV.2002г.

- Каталог международной выставки "Экология" 2004г. ЦДХ Москва Московский Международный художественный салон

- Каталог выставки "Неофициальное искусство в СССР 1970-е годы" 2008г. Галерея искусств Даев 33 Москва

- Каталог выставки "Искусство сегодня" 2012г., 2013г., 2014г., 2015г., 2016г., 2017г., 2018г., 2019г., Выставочный зал МОСХ "На Беговой"

- Каталог выставки ARS LONGA 2012г., 2013г., 2014г., 2015г.,2016г., 2017г., 2018г., 2019г..

- Каталог выставки "Россия православная" 2014г., Москва

- Каталог РАХ Третьей межрегиональной выставки-конкурс Красные Ворота/Против течения 2014

- Каталог к IV Международному проекту “Абстрактное искусство в современной России" 2015

- Выставка "ЭкоАрт" в Центральном доме художника. ЦДХ Москва 2016

- Каталог ретроспектива живописи Е.А.Окиншевича «Прикосновения» 2016

МЕЛОДИЯ БЕЗ ФАЛЬШИ

Своеобразие живописи московского художника Евгения Окиншевича, раскованной, элегантно-артистической, в целом - традиционной, заключено в ярко выраженной музыкальной ритмичности, которая является основным организующим началом в любом из его произведений и которая превращает каждую его картину в мелодию. Это свойство, проявившееся уже в самых ранних произведениях Окиншевича, присуще его искусству и сегодня. За свою творческую жизнь он написал этих мелодий множество. В ранних своих опытах художник склонен, скорее, к задумчивой элегии ("Ноктюрн", 1977. "Натюрморт со стулом", 1977. "Осенняя композиция", 1978), где изысканная ритмика графически-четких линий и ненавязчивая, но увлекательная игра масштабов, планов и фактур подчиняются композиционной ясности и колористической гармонии. Однако уже и в этот период в некоторых его произведениях отчетливо звучит драматическая нота ("Богиня Нейт, мать Бога Солнца", 1979), что впоследствии приведет художника к декларированной живописной экспрессивности ("Белый дом", 1989. "Сказка оранжевого города", 1990). В работаж 90-х годов художник стремится синтезировать пластическую органику полотна, выстраивая ее на взаимодействии и единении цвета, линии и ритма. В таких картинах, как "Инверсия" (1990), "Старый разговор" (1990), "Рождество" (1994), взучность открытого цвета, нервная напряженность рисунка и экспрессивность быстрого движения мазка приходят к пластическому и образному единству благодаря ритмической организованности, которой подчинено все полотно.

Образ реальности, предлагаемый Евгением Окиншевичем, отнюдь не исполнен благости, потому что и сама реальность далека в этом смысле от совершенства. Однако позитивная уверенность художника в существовании гармонизирующего и организующего начала находит свое выражение в его творчестве через ритмическое упорядочение происходящего на его холстах. Видимый хаос у него всегда стремится к ясности и покою, что отчетливо проявляется в таких картинах, как "Полифонический пейзаж" (1990), "Запуск змея (1996), где гладкость фактуры, прозрачность слоев живописи и разреженность пространства создают ощущение звенящей и радостной тишины.

Искусство Евгения Окиншевича, по существу гармоничное и жизнеутверждающее, привносит надежду в наш скудный радостью мир. И это само по себе - нелегкая задача. Тем более нелегко художнику-живописцу, который живет и работает в конце ХХ века, избежать в своем творчестве аллюзий и цитат. Очень трудно сегодня, не отказываясь от традиции, уйти от прямого цитирования и вто же время не поддаться обаянию разъедающей постмодернистской иронии. Евгений Окиншевич это имеет. Знание традиций и достижений мирового искусства не только прочитывается, но и декларируется в его картинах. Он не скрывает своих пластических привязанностей и не стесняется проявить в своих произведениях любовь к итальянскому Возрождению и "Бубновому Валету", русскому авангарду и немецкому экспрессионизму, Сезану и Дюфи. Да ему, собственно, и нечего стесняться, потому что его любовь к классикам мирового искусства абсолютно бескорыстна, Она не предполагает использования и прямых заимствований, но основана на знании и потому допускает обращение. Наприме, если храм, изображенный в картине "Возрождение" (1989), напоминает раскачавшиеся в звоне соборы Лентулова, то это выглядит как случайно-ассоциативное воспоминание о великом мастере. Таким образом смысловая нагрузка картины, и без достаточно сложная, обретает еще один слой: реставрация храма не только символизируют возвращение к духовным ценностям и восстановление духовных потенций общества вообще. Помимо этого реставрация здесь обозначает новое обращение к лучшим традициям мирового и отечественного искусства, пусть забытым современной художественной практикой, но по-прежнему мощным и жизнеспособным.

Возвращаясь к музыкальной выразительности, присущей произведениям Евгения Окиншевича, хочется отметить: мелодии, которые он создает посредством линии и цвета, звучат по-разному. Они могут дарить гармонией и покоем или беспокоить скрытым драматизмом, пробуждать ностальгическую печаль или внушать надежду. Но в самых драматичных из них нет места раздражающему диссонансу, а самые жизнеутверждающие лишены громких и бравурных аккордов. В основе творчества Евгения Окиншевича лежат хорошее образование и хороший вкус, которые определяют высокую культуру исполнения. Поэтому в его искусстве нет и не может быть фальшивых нот.

Ольга Яблонская, искусствовед 1998г.

ОРАНЖЕВАЯ СКАЗКА

"Пусть Вашей богиней будет природа -

Природа никогда не бывает безобразной".

Огюст Роден. "Завещание"

Что пишет художник на своих полотнах? То, что действительно видит в окружающей жизни, или свои фантазии? То, что видит в будущем, или то,что подсказывает его генетическая память?

"Я не пишу абстрактные картины, - говорит о своем творчестве Евгений Окиншевич, - а только трансформирую реальную действительность. Делаю это с помощью цвета - ведь каждый цвет информативен. Сочетание цветов уже само по себе - движение. В то же время мне бы не хотелось, чтобы мои полотна воспринимались как декоративные пятна. Мне хочется заставить зрителей участвовать в переживаниях, которые я испытывал при написании работы. В этом им должны помочь краски моих картин..."

Какими бывают цвета, Евгений узнал еще в детстве. Их открыла ему природа. Будущий художник родился в небольшом шахтерском городке Красногоровка Донецкой области, но уже на второй год своей жизни переехал с отцом-геологом под Челябинск. Там на Урале, и состоялось его знакомство с Природой. Она покорила его. Чем? Это он понял несколько позже - естественной гармонией, красотой, совершеством, безупречной чистотой красок... После могучей уральской природы последовало знакомство с оренбургскими степями, потом - с башкирскими лесами и только уже позже, в возрасте старшеклассника, - с Москвой. Евгений рисовал с детства, рисовал природу. Впервые его картины были выставлены на школьных выставках в Уфе. В Москве н стал прилежным учеником художественной студии Дворца Пионеров. Самое яркое воспоминание тех лет - это запах красок. и еще - знакомство с художником Евгением Кацманом, другом отца. Евгений вспоминает, как мог часами наблюдать за работой живописца в его мастерской на подмосковной даче. Живя напротив Строгановского училища, Окиншевич часто бывал там, вновь и вновь завороженно наблюдая за работой художников. В это время он еще не знал, что станет студентом архитектурного института. "Архитектура интересовала меня с детства, - вспоминает Окиншевич. - Из-за профессии отца нам часто приходилось переезжать, но мне каждый раз хотелось сделать наш очередной дом как можно более уютным и, конечно красивым..." Так формировался художник-архитектор, в творчестве которого цвет становится одним из доминирующих средств выразительности как в архитектуре, так и в его живописных произведениях.

Талантливый и в архитектуре, и в живописи, Евгений так и не смог сделать выбор в пользу одного из искусств. Его опыт живописца привносил в архитектурные замыслы большую свободу. В свою очередь архитектурное творчество помогло художнику приобрести совершенно особый, не похожий на других стиль в живописи. Это сразу отметили те, кто впервые увидел его работы на Малой Грузинской, где Окиншевич начинал свою выставочную деятельность в конце 70-х. Его живопись явно выбивалась за рамки традиционной московской школы, его первые экспрессивные полотна и сейчас вызывают неоднозначную реакцию: они то реально осязаемы и понятны, то вдруг пробуждают у зрителя к жизни какие-то образы из самых глубин подсознания. Искусствоведы считают, что живопись Окиншевича занимает особое место в потоке постмодернистских экспериментов так называемого советского неофициального искусства. Однако его нельзя считать нетрадиционным одиночкой. Гляда на его картины, видишь, что они впитали в себя генетику мирового искусства, прежде всего живопись Тернера, Поллока, Сезанна, Кандинского, Дюфи.

Что же пишет художник Окиншевич? Вот "Ноктюрн" (1977), "Груша" (1977), "Окно" (1989), "Старый разговор" (1990)... Здесь были люди, они разговаривали, веселились, грустили, потом ушли. Остались их запахи, аура и все те же предметы - стулья, гитара, груша... Предметы хорошо помнят бывавших здесь нам же остается только гадать - кто они? Вот "Сказка оранжевого города" (1990), от которой исходит радостно-возбужденное состояние. Я оказываюсь в каком-то городе. Передо мной окна домов - и в то же время это не окна. Я вижу крыши, но, приглядевшись, понимаю, что это не крыши... Я не знаю, где я, но испытываю необыкновенный внутренний подъем, ощущение праздника вокруг себя, весны и счастья... "Для меня живопись - это энергетический выход настроений, ассоциаций, восприятие реального и нереального миров, - говорит Евгений. - Каждая моя работа - это выражение состояния какого-то образа. Я хочу, чтобы каждая моя картина после того, как я её закончу, жила сама по себе. Чтобы у неё были свои зрители, гости, духи... А дать ей жизнь я могу только с помощью внутренней динамики, которая создается цветом, ритмом и линиями".

О линиях следует сказать особо. По словам Окиншевича, архитектура - та же подсознательная абстракция, которая строится по законам ритма, определенных акцентов, пластики линий и конечно же цвета. Его живопись синтезирует все эти понятия и добивается высочайшей гармонии, присущей лишь самой Природе и Вселенной, которая, в свою очередь, и питают художника. И если, как считает Окиншевич, архитектура - это более конкретное искусство, а живопись - более чувственное, то не надо удивляться соседству реального и нереального в его полотнах. Но кто определяет его соседство? Кто задает тон в этом диалоге? Его величество космосс, утверждает художник: "Любая гармонически выстроенная живопись совпадает с определенной космической ритмикой, что проявляется через ритмические построения линий и цвета. В этом случае сама живопись подчинена внутренней ритмики Всеобщей Гармонии. Чем точнее попадает живопись в эти ритмические моменты, тем она больше самостоятельно корректируется по цвету: Живопись сама ведет меня, происходит слияние движений кисти, замешивание цвета идет на уровне подсознания... Искиз картины, которая рождается во мне благодаря внутреннему импульсу, выстраивается в законченный сюжет уже в процессе работы..." Евгений рассказывает, что тот же самый внутренний импульс водил его рукой, когда писал картину, предвосхитившие, как оказалось будущее. В 1980 г. он пишет картину "Забытый мир". Лишь спустя десять лет к автору пришло окончательное осознание того, что он сам (сам ли?!) написал - уходящий мир наших 70-х, который, хоть и казался вечным и незыблимым, был так быстро нами позабыт. За три года до штурма Белого дома в Москве у Окиншевича родилась картина "Белый дом" (1989г.) Художник вспоминает, что сам был удивлен появлением этой работы. В то же время - 1989-1990г.г. - происходило рождение полотен "Возрождение" (1989), "Дорога к храму" (1990), "инверсия" (1990), предвосхитивших перемены в жизни нашего общества. С точки зрения сегодняшнего дня, грань между реальностью становится еще более зыбкой, правда, уже реальностью на картинах Окиншевича и нереальностью окружающей жизни...

Цвета - оранжевый, голубовато-сиреневые, золотые, синие, былые - постепенно втягивают зрителя в свое энергетическое поле. "По-моему, каждый из нас должен жить в своей "оранжевой" сказке, - говорит Евгений. -Мне очень нравится эта игра. Моя живопись - эта вера в ту идиальную гармонию, которая должна окружать нас и которая в конечном счете составляет единство с Всеобщей Гармонией Космоса..."

Елена Романова Член корреспондент академии художеств 1998г.

Евгений Окиншевич. Живопись. Архитектура

«Художник отдает пространству жизни то,

что “запечатлено” им из космического пространства».

Рудольф Штайнер1

«Моя живопись – это вера в ту идеальную гармонию, которая должна окружать нас и которая, в конечном счёте, составляет единство с Всеобщей Гармонией Космоса…»

Из интервью Е. Окиншевича2

Умение передать зримо незримое – одна из отличительных особенностей живописных работ Евгения Окиншевича. Образы на полотнах, рожденные к жизни личными переживаниями и ассоциациями художника, возникают словно под воздействием потусторонней силы, которая, подобно мощному напористому ветру, располагает мазки краски на холсте в соответствии с определенным ритмом. Таково внутреннее движение души художника («внутренний импульс», по его собственному выражению), которое диктует его руке цвет, ритм, композицию будущего полотна.

Зримое–незримое, присутствие–отсутствие – вот игра, которую ведет на своих картинах Окиншевич. Эти работы, каждой из которых присуще особое поэтическое чувство и своеобразный музыкальный ритм, отражают философское осмысление художником бытия. Их сюжеты находятся вне времени и реального пространства, их питательная сила – очарование родной природы, вечная Библейская мудрость, женская красота. Природа – как неисчерпаемый кладезь образов, Библия – как свод вечных категорий Жизни,

Женщина – как бесконечная тайна. Таковы темы, в которых Евгений находит и источник вдохновения, и ответы на многие неразрешимые вопросы, и стимул творчества – душевная экспрессия автора, его размышления о мироустройстве преобразуются в живописную пластику картины мироздания.

Евгений Окиншевич – не только художник. Он принадлежит к когорте архитекторов-художников, прославившихся в русской культуре выдающимися именами, среди которых Л.Н. Бенуа и Н.Е. Лансере, Н.К. Рерих и А.В. Щусев, многие годы преподает живопись в Московском архитектурном институте. Художник признается, что так и не смог в своей жизни сделать выбор в пользу живописи или архитектуры. При этом Окиншевич – практикующий архитектор, лауреат многих премий в области архитектуры, однако живопись никогда не оставлял.

С самого начала об архитектуре в его живописных работах напоминала их четкая архитектоника, создающая определенный, характерный ритм. Диалог объемов и графических линий, игра масштабов и планов («Осенняя композиция», 1978, «Ноктюрн», 1977, «Груша», 1977) выстраивают пространство полотна. Эта особенность всегда выделяла живопись Окиншевича, отводя ей отдельное, самодостаточное место и в советском неофициальном, и в новейшем русском искусстве.

Художник всегда особое внимание уделял цвету, пристальный интерес к которому во многом тоже обусловлен архитектурой, – начиная с 1970-х годов, Евгений осуществил ряд научных разработок в области архитектурной колористики и полихромии. На картинах «Богиня Нейт, мать бога Солнца», «Весна в городе» (обе – 1979), «Оттепель», «Дорога в Грушево» (обе – 1990), «Гравитация» (2002) и особенно в работах 2010-х цветовая экспрессия становится важнейшим средством для передачи эмоции, переживания, ощущения автора.

Обостренное чувство цвета формировалось постепенно. Проведя детские годы на Урале, не раз любуясь сменой времен года в богатейшей уральской природе и сопровождающими ее изменениями цветовоздушной среды, будущий художник раз и навсегда осознал силу цвета, почувствовал глубину его воздействия. В немалой степени способствовали этому и учителя Евгения. Подростком, уже живя в Москве, он часто сопровождал отца в мастерскую его друга художника Евгения Кацмана, ученика Н.К. Рериха, К.А. Коровина и С.В. Малютина. Пришло время, и Е.А. Кацман рекомендовал своего юного тёзку в художественную студию Александра Михайлова во Дворце пионеров на Ленинских горах. В те годы в клубах, домах пионеров часто преподавали художники, не принятые официальной художественной средой, которые позволяли себе в условиях господства соцреализма решать и чисто живописные задачи. В этом смысле не был исключением и А.М. Михайлов.

Поступив в Архитектурный институт, Евгений продолжил занятия живописью под руководством П.П. Ревякина и В.М. Скобелева. Ревякин, выпускник ВХУТЕМАСа, после войны возглавил в институте только что созданную кафедру живописи (тогда еще кафедру акварели), встав у истоков становления и развития теории и методики преподавания цветной архитектурной графики. Скобелев, придя на кафедру живописи уже в 1960-е, проводил инновационные для того времени эксперименты по методике использования цвета в архитектуре. Впоследствии В.М. Скобелев, писавший картины в стиле метафизического реализма, вошел в группу «Двадцать московских художников», участвовал в выставках неофициального искусства на Малой Грузинской. Так что изучением возможностей цвета, роли и значения цвета в живописи Окиншевич занимался серьезно.

Важной особенностью живописных работ Евгения Окиншевича является также мощное и одновременно легкое воздушное пространство, которому художник на своих полотнах всегда отводит много места. Композиции большинства произведений никогда не заполнены целиком, воздушная среда, создаваемая цветом и светом, играет в них самостоятельную эмоциональную роль («Инверсия», 1990, «Запуск змея»,1996). Словно сама душа художника раскрывается в этой среде, насыщая ее своими потаенными размышлениями и чувствованиями, мечтами и желаниями. Во многом это дань творчеству мастера небесных просторов Тёрнеру, прославившемуся изображениями воздушной атмосферы при разном освещении, одному из любимых живописцев Окиншевича.

Архитектурное начало, цветовая и световая экспрессия обусловили особенности творческого стиля художника в самых ранних работах. Это было сразу заметно на первых выставках, в которых участвовал Евгений, в легендарных выставочных залах Московского Горкома художников-графиков на Малой Грузинской, 28. Такие работы, как «Натюрморт со стулом» (1977), «Весна в городе», «Фантазия», «Кладбище кораблей» (все – 1979), «Забытый мир» (1980), были отмечены зрителем и уже тогда выделялись характерным стилем и цвето-композиционным построением.

Можно сказать, что Окиншевичу повезло. В «бульдозерной» выставке в 1972 году он не успел поучаствовать, а в 1976-м была образована живописная секция Горкома графиков, и год спустя он уже выставлялся в его выставочных залах, присоединившись к старшему поколению нонконформистов. Немухин и Мастеркова, Чуйков и Вулох, Рабин и Кропивницкая, Краснопевцев и Плавинский, Дробицкий и Снегур… Картины Окиншевича выставлялись рядом с работами тех, чье творчество ныне составляет гордость и славу современного русского искусства. Его миновало участие в «подвальных» и «квартирных» выставках, он открыто вошел своим искусством в художественную жизнь Москвы. Не последнюю роль в том, что Окиншевич стал достаточно быстро «своим» в кругу мэтров «другого» искусства, сыграл Эдуард Дробицкий, в те годы председатель Московского объединенного комитета профсоюза художников-графиков и старший товарищ Евгения. Благодаря этому талант Окиншевича-художника с конца 1970-х годов продолжил свое становление в единственном на всю страну месте относительной свободы, где господствовал художественный эксперимент и признавалось многообразие творческих позиций.

Окиншевич – наследник европейской традиции колоризма. Приняв живопись Кандинского и Дюфи, Сезанна и Поллока, Окиншевич создал свою собственную живописную манеру, легко узнаваемую в постмодернистском пространстве современного искусства. Его свободное, лёгкое, прозрачное и одновременно плотное, насыщенное экспрессивно-ритмическими мазками живописное построение картины создавало ощущение динамического движения, полёта.

При всех характерных особенностях стиля живописи Окиншевича, его отличительной чертой является Гармония. Слова, взятые в качестве эпиграфа из интервью художника, выражают и суть его самого, и суть его творчества. Стремление к гармонии во всем – в быту, в отношениях, в творчестве – отличительная черта Евгения. При этом гармония порой может быть и специфической, понятной лишь одному художнику, но стремление к Высшей Гармонии, дарящей чувство единения с Вечностью, с Космосом, все равно остается неизменным. Вероятно, поэтому средством достижения этой Высшей Гармонии на его холстах часто служит ощущение тишины (глубины), которое создать совсем не просто. Синтезируя образность мазка и линии, чувственность цвета и света, Окиншевич достигает его, хотя порой отдельными деталями, например, в виде одинокой груши или одинокого стула, все же намекает, что чувства окончательной гармонии пока еще не обрел.

О мотиве стула, который присутствует в живописи Окиншевича на протяжении долгих лет творчества, стоит сказать особо. Тема пустующего кресла, стула в живописи не нова, однако, как правило, связывается с темой одиночества, воспоминанием об ушедшем и т.п. У Окиншевича же этот образ связан с Гармонией. Исключение? Оказывается, нет. Так, возле ратуши далекого от России провинциального чешского городка Либерец в 2013 году появилась монументальная скульптура, изображающая как единый организм стул, установленный на стоящую под ним человеческую фигуру (ноги и руки человека выступают одновременно и ножками стула; автор – Б. Крнинска), под названием «Симбионт». Помещенная возле скульптуры табличка объясняет зрителю, что произведение изображает «определенную гармонию с предметом повседневного использования, а также с его использованием за границей привычного, что выводит правила на новый непривычный уровень»3. Думается, вряд ли Барбара Крнинска когда-либо видела картины Окиншевича, но, согласитесь, использование незнакомыми друг с другом художниками в разных уголках мира одного и того же нетипичного предмета для создания образа Гармонии свидетельствует о неслучайности этого мотива в определенном контексте.

Видимо, действительно у художника существует устойчивая связь с Космосом, о которой Окиншевич часто упоминает: «Живопись, особенно экспрессивная, возникая на холсте импульсами, отвечает космической ритмике. Энергия космоса в момент написания картины передается (проникает) в живописную ткань и остается (аккумулируется) в ней, “выходя” к зрителю при её созерцании…». И эта связь, по словам Окиншевича, позволяет ему чутко улавливать поступающие из Вселенной сигналы. Поэтому столь органично для его творчества смотрится каноническая тема Тайной Вечери, решенная Окиншевичем в близком ему ключе – с включением в композицию пустующих стульев по традиционному числу участников священного события («Тайная Вечеря», 2011). Создаваемый легкими, порой зыбкими мазками красочный нимб, словно спускающийся с неба и осеняющий участников события, точнее, его выразительную декорацию, не оставляет сомнений в серьезности живописного высказывания художника.

В последние годы Окиншевич все больше отдает предпочтение лирической абстракции. В эти работы можно всматриваться, словно в чашу раку, бесконечно долго, забыв о времени, открывая для себя всё новые галактики метафизического пространства Вселенной. Именно в этих работах с новой силой проявился интерес художника к цвету. Сегодня он все больше работает с локальными открытыми цветами, жизнеутверждающее созвучие которых принимается им как данность («Карнавал леса», 2012, «Белый танец», 2014, «Преодоление горизонта», 2015). Их звучность, создаваемая широкими свободными мазками, становится еще глубже, выразительнее, экспрессивнее. Впечатление, что художник с течением временем все больше раскрепощается в своей живописной технике, отдаваясь свободному течению чувства и мысли. Его произведения отличает всё большая музыкальность, хотя тема музыки в них присутствовала всегда («Полифонический пейзаж», 1990, «Кантата», 2013, «Кантата 2», 2014, и т.д.).

Уже классикой стало изречение Уолтера Патера о том, что «любое искусство стремится к тому, чтобы стать музыкой». Живопись Окиншевича целиком укладывается в эту формулу. Полифоническая энергия его работ насыщает зрителя с головы до ног, погружая в бездонные сферы звуков земли и космоса… По сравнению с другими видами искусства музыке намного легче затронуть душу человека, коснуться ее глубин. Живописи Евгения Окиншевича это удаётся.

Елена Романова

искусствовед, член-корреспондент РАХ 2016г.